38. Крозье
69°37?42? северной широты, 98°41? западной долготы
25 апреля 1848 г.
Едва они добрались до лагеря «Террор», измученные люди разбрелись по палаткам и заснули мертвым сном, но сам Крозье не сомкнул глаз всю ночь 24 апреля.
Сначала он зашел в палатку лазарета, поставленную для того, чтобы доктор Гудсер мог произвести вскрытие и подготовить тело к погребению. Труп лейтенанта Ирвинга, белый и окоченелый после долгого путешествия на реквизированных у дикарей санях, мало походил на человеческий. Кроме зияющей раны на горле — такой глубокой, что в ней виднелся белый позвонок и голова откидывалась назад, словно на оконной петле, — у молодого человека были отрезаны гениталии и выпущены кишки.
Гудсер все еще бодрствовал и работал над телом, когда Крозье вошел в палатку. Врач исследовал несколько внутренних органов, извлеченных из трупа, тыкая в них каким-то острым инструментом. Он поднял глаза и посмотрел на Крозье странным, задумчивым, почти виноватым взглядом. Несколько долгих мгновений, пока капитан стоял над телом, оба мужчины молчали. Наконец капитан осторожно убрал со лба Ирвинга прядь светлых волос, почти касавшуюся открытых, помутневших, но все еще вперенных в пустоту голубых глаз.
— Приготовьте тело к погребению завтра к полудню, — сказал Крозье.
— Слушаюсь, сэр.
Крозье направился к своей палатке, где его ждал Фицджеймс.
Несколько недель назад, когда стюард Крозье, тридцатилетний Томас Джопсон, надзирал за погрузкой и транспортировкой в лагерь «капитанской палатки», Крозье пришел в бешенство, узнав, что Джопсон не только распорядился сшить палатку вдвое большего размера (капитан рассчитывал на обычную коричневую голландскую палатку), но также приказал людям перевезти на остров огромную койку, несколько массивных дубовых кресел из кают-компании и украшенный резьбой письменный стол, прежде принадлежавший сэру Джону.
Теперь Крозье был доволен, что у него есть мебель. Он поставил тяжелый стол между входом в палатку и койкой, а два кресла задвинул за стол. Фонарь, висевший под высоким потолком палатки, ярко освещал пустое пространство перед столом, но Фицджеймс и Крозье, сидевшие в креслах, оставались в полумраке. Обстановка напоминала помещение военного суда.
Именно это и нужно было Крозье.
— Вам следует поспать, капитан, — сказал Фицджеймс. Крозье посмотрел на молодого капитана, который давно уже не выглядел молодо. Фицджеймс походил на живой труп — бледный до такой степени, что кожа казалась прозрачной, заросший бородой, покрытой запекшейся кровью, с впалыми щеками и глубоко ввалившимися глазами. Крозье уже несколько дней не смотрелся в зеркало и обходил стороной зеркало, висевшее в глубине его палатки, но страстно надеялся, что выглядит не так ужасно, как бывшая «восходящая звезда» военно-морского флота Британии, командор Джеймс Фицджеймс.
— Вам самому следует поспать, Джеймс, — сказал Крозье. — Я могу допросить людей один.
Фицджеймс устало помотал головой.
— Я допрашивал их, разумеется, — сказал он бесцветным, монотонным голосом, — но я не был на месте преступления и не устраивал тщательного допроса. Я знал, что вы захотите сами сделать это.
Крозье кивнул.
— Я хочу быть на месте преступления к рассвету.
— Оно находится часах в двух быстрой ходьбы в юго-западном направлении, — сказал Фицджеймс.
Крозье снова кивнул.
Фицджеймс снял фуражку и причесал грязными пальцами длинные сальные волосы. Они растапливали снег и лед на перевезенных в лагерь печах с вельботов, и полученной таким образом воды хватало для питья и на бритье — если кто-нибудь из офицеров желал побриться, — но на мытье уже ничего не оставалось. Фицджеймс улыбнулся.
– Помощник конопатчика Хикки спрашивал, можно ли ему поспать перед допросом.
– Помощник конопатчика Хикки вполне может потерпеть, как все мы, — отрезал Крозье.
– Примерно так я и ответил, — тихо проговорил Фицджеймс. — Я поставил его в караул. Холод не даст ему заснуть.
— Или убьет его, — сказал Крозье.
Судя по тону, капитан не считал такой поворот событий наихудшим из всех возможным. Громким голосом он крикнул рядовому Дейли, стоявшему на часах у входа в палатку.
— Пригласите сюда сержанта Тозера!
Каким-то образом дородный тупой сержант умудрялся оставаться в теле, когда все остальные мужчины страшно исхудали, питаясь впроголодь. Пока Крозье проводил допрос, он стоял по строевой стойке, без мушкета.
– Какого вы мнения о сегодняшних событиях, сержант?
– Самого хорошего, сэр.
– Хорошего? — Крозье подумал об изуродованном теле лейтенанта Ирвинга, лежащем в медицинской палатке по соседству.
– Да, сэр. Атака, сэр. Прошла как по маслу. Как по маслу. Мы спустились с того большого холма, сэр, опустив мушкеты, винтовки и дробовики так, словно настроены самым дружелюбным образом, сэр, а дикари смотрели, как мы приближаемся. С расстояния менее двадцати ярдов мы открыли огонь и дали прикурить ихней чертовой шайке, сэр. Дали прикурить как следует.
– Они стояли строем, сержант?
– Нет, капитан, не то чтобы строем, сэр. Скорее толпой, как и положено дикарям.
– И вы перестреляли их?
– О, так точно, сэр. С такого расстояния даже дробовики попадали в цель. Впечатляющее зрелище, сэр.
– Все равно, что стрелять рыбу в дождевой бочке?
– Так точно, сэр. — Красное лицо сержанта Тозера расплылось в ухмылке.
– Они оказали сопротивление, сержант?
– Сопротивление, сэр? Да в общем-то, нет. Сколько-либо серьезного сопротивления они не оказали, сэр.
– Однако они были вооружены ножами, копьями и гарпунами.
– О да, сэр. Двое-трое проклятых язычников метнули свои гарпуны, а один успел бросить копье, но они все уже были ранены и не причинили нам никакого вреда, если не считать небольшой царапины на ноге молодого Сэмми Криспа, который тут же вскинул свой дробовик и отправил дикаря, слегка ранившего его, прямиком в ад, сэр. Прямиком в ад.
— И все же двое эскимосов убежали, — сказал Крозье. Тозер нахмурился.
– Да, сэр. За это прошу прощения. Там была страшная неразбериха, сэр. И двое, которые упали на снег, поднялись на ноги и удрали, пока мы приканчивали чертовых псов.
– Зачем вы убили псов, сержант? — подал голос Фицджеймс.
Тозер казался удивленным.
– Ну как, они лаяли, рычали и бросались на нас, капитан. И вообще они больше походили на волков, чем на собак.
– А вы подумали о том, что собаки могут нам пригодиться? — спросил Фицджеймс.
— Да, сэр. В качестве мяса.
— Опишите двоих эскимосов, спасшихся бегством, — сказал Крозье.
– Один такого малого росточка, капитан. Мистер Фарр предположил, что, возможно, это женщина. Или девушка. У нее капюшон был в крови, но она улизнула.
– Очевидно, так, — сухо сказал Крозье. — А что насчет второго?
Тозер пожал плечами.
— Невысокий мужчина в головной повязке — вот и все, что мне известно, капитан. Он упал за санями, и мы решили, что он убит. Но он вскочил на ноги и убежал вместе с девкой, пока мы разбирались с псами, сэр.
— Вы погнались за ними?
— Погнались за ними, сэр? О да, разумеется. Мы бежали что есть мочи, капитан. И на ходу перезаряжали ружья и стреляли, сэр. Думаю, я еще раз ранил ту эскимосскую суку, но она нисколько не сбавила скорости, сэр. Они просто бежали гораздо быстрее нас. Но они не вернутся сюда в ближайшее время, сэр. Уж мы об этом позаботились.
– А как насчет их друзей? — сухо спросил Крозье.
– Прошу прощения, сэр?
— Их племени. Деревни. Клана. Других охотников и воинов. Эти люди пришли откуда-то. Они явно не провели здесь во льдах всю зиму. Вероятно, они вернутся в свою деревню, если уже не вернулись. Вы подумали о том, что другие эскимосские охотники — люди, которые убивают дичь каждый день, — могут принять близко к сердцу тот факт, что мы убили восьмерых их соплеменников, сержант?