Дево, сидевший в теплой палатке без головного убора, поднял брови.
— Что насчет больных? Хартнелл говорит, что шестеро из них не смогут идти, даже если от этого будет зависеть их жизнь. Слишком тяжелая форма цинги. Например, Джопсон, стюард капитана. Мистер Хелпмен и наш инженер Томпсон умерли, но Джопсон продолжает цепляться за жизнь. Хартнелл говорит, бедняга не в силах даже поднять голову, чтобы попить — приходится ему помогать, — но он все еще дышит. Мы возьмем его с собой?
Дево пристально посмотрел на Кауча, потом на остальных трех мужчин, пытаясь прочесть ответ на их лицах, но тщетно.
— И если мы все-таки возьмем Джопсона и остальных умирающих, — продолжил Кауч, — то в каком качестве?
Дево не пришлось уточнять, что имеет в виду второй помощник. «Мы возьмем их с собой как товарищей по плаванию или в качестве пищи?»
— Если мы оставим их здесь, — сказал он, — они наверняка станут кормом для Хикки, коли он вернется, как некоторые из вас полагают.
Кауч потряс головой.
– Я не об этом спрашиваю.
– Знаю. — Дево глубоко вздохнул, едва не закашлявшись от густого дыма. — Хорошо, — сказал он. — Вот первое мое решение, принятое в должности начальника экспедиции Франклина. Когда утром мы тронемся в путь, все люди, которые смогут дойти до лодок и встать в упряжь — или хотя бы забраться в одну из лодок, — отправятся с нами. Если кто-нибудь умрет по дороге, тогда мы и решим, тащить ли тело дальше. Я решу. Но завтра утром лагерь Спасения покинут только те, у кого хватит сил дойти до лодок.
Все мужчины промолчали, но несколько кивнули. Никто не смотрел Дево в глаза.
— Я сообщу людям о своем решении после ужина, — сказал Дево. — Каждый из вас четырех должен выбрать одного надежного человека в напарники по ночному дежурству. Эдвард составит график дежурств. Не давайте своим напарникам объедаться до беспамятства. Нам понадобится сохранять ясность рассудка — по крайней мере некоторым из нас, — покуда мы благополучно не достигнем открытой воды.
Все четверо мужчин согласно кивнули.
— Хорошо, ступайте сообщите своим людям насчет праздничного ужина, — сказал Дево. — Здесь мы закончили.
55. Гудсер
20 августа 1848 г.
Из личного дневника доктора
Гарри Д. С. Гудсера
Суббота, 20 августа 1848 г.
Удача, которая на протяжении многих месяцев и лет отворачивалась от сэра Джона, командора Фицджеймса и капитана Крозье, похоже, улыбается этому дьяволу, Хикки.
Они не знают, что я случайно сунул дневник в свою медицинскую сумку — вернее, по всей видимости, знают, поскольку тщательно обыскивали сумку два дня назад, когда взяли меня в плен, но не придают этому никакого значения. Я делю палатку с одним только лейтенантом Ходжсоном, который теперь такой же пленник, как я, и он не возражает против того, чтобы я писал в темноте.
Я все еще не в силах до конца поверить в жестокое убийство своих товарищей — Лейна, Годдарда и Крозье, — и когда бы не видел собственными глазами, как половина отряда Хикки пожирала человечину на пиру, устроенном в пятницу ночью по нашем возвращении к месту стоянки на льду неподалеку от нашего старого Речного лагеря, я бы до сей поры не верил в возможность подобного варварства.
Пока еще не все участники дьявольского легиона Хикки поддались соблазну каннибализма. Хикки, Мэнсон, Томпсон и Эйлмор, разумеется, с великим наслаждением поедают человеческую плоть, равно как матрос Уильям Оррен, вестовой Уильям Гибсон, кочегар Люк Смит, конопатчик Джеймс Браун и его помощник Данн.
Но остальные воздерживаются вместе со мной: Морфин, Бест, Джерри, Уорк, Стрикленд, Сили и, конечно же, Ходжсон. Мы все питаемся заплесневелыми галетами. Из числа ныне воздерживающихся, полагаю, только Стрикленд, Морфин и лейтенант сумеют противиться искушению долго. Люди Хикки убили всего одного тюленя по пути на запад вдоль побережья, но этого хватило лишь для того, чтобы заправить тюленьим жиром плитку, а запах жарящегося мяса ужасно соблазнителен.
Хикки пока не причинил мне вреда. Даже вчера и позавчера вечером, когда я отказался есть человечину или расчленять другие тела впоследствии. До поры до времени мясо мистера Лейна и мистера Годдарда утолило их голод и прочих и избавило меня от необходимости выбирать, стать ли мне шеф-поваром каннибалов или же самому быть убитым и расчлененным.
Но к дробовикам не позволено прикасаться никому, помимо мистера Хикки, мистера Эйлмора и мистера Томпсона — последние двое стали лейтенантами нового Бонапарта в образе нашего ничтожного помощника конопатчика, — а Магнус Мэнсон сам по себе является оружием, которое лишь один человек (если он еще остается человеком) вправе пускать в ход.
Говоря о сопутствующей Хикки удаче, я имею в виду не только счастливую возможность питаться свежим мясом, которую злодей изыскал своими силами. Скорее я подразумеваю сегодняшнее открытие, когда всего в двух милях к северо-западу от нашего старого Речного лагеря, где пропал мистер Бридженс, мы наткнулись на проходы во льдах, тянущиеся в западном направлении и вдоль берега.
Растленная команда Хикки почти сразу сняла с саней, оснастила, нагрузила и спустила на воду полубаркас, и с тех пор мы быстро идем под парусом и на веслах, держа курс на запад.
Вы спросите: каким образом семнадцать человек могут поместиться в лодку, рассчитанную на восемь-двенадцать человек?
Отвечу: мы буквально сидим верхом друг на друге, и — хотя мы везем с собой только палатки, оружие, патроны, бочки с водой и наш ужасный провиант, — лодка так тяжело нагружена и имеет такую большую осадку, что вода чуть не переливается через планшири с обеих сторон, особенно когда ширина каналов позволяет нам идти галсами без помощи весел.
Я слышал, как Хикки и Эйлмор перешептывались, когда мы высадились на лед и разбили палатки сегодня вечером, — они не особо старались понизить голос.
От кого-то придется избавиться.
Впереди открытая вода, путь свободен — может статься, до самого лагеря или даже до корабля «Террор», как и предсказывал пророк Корнелиус Хикки во время стычки с капитаном на берегу безымянной бухты шесть недель назад, в июле, когда мятеж не вспыхнул только благодаря возвращению разведчиков с известием об открытой воде, — и вполне возможно, Хикки и прочие оставшиеся с ним люди достигнут лагеря и корабля за три дня спокойного плавания, таким образом стремительно покрыв расстояние, которое мы, двигаясь в противоположном направлении, преодолели за три с половиной месяца тяжелейшего пешего похода.
Но теперь, когда они больше не нуждаются в упряжных, кого из людей принесут в жертву для пополнения запасов продовольствия и с целью облегчить лодку к завтрашнему плаванию?
Пока я пишу, Хикки со своим великаном, Эйлмор и прочие руководители отряда идут по лагерю, властно приказывая всем выйти из палаток, хотя час уже поздний и стоит темная ночь.
Коли буду жив завтра, я продолжу писать.